Но Энлиль Маратович провел меня мимо, и я так и не узнал, верна моя догадка или нет.

Наконец меня представили всем, кому следовало, и Энлиль Маратович оставил меня в одиночестве. Я ожидал, что на меня обрушится шквал внимания, но в мою сторону почти не смотрели. Про меня сразу забыли - халдеи равнодушно проходили мимо, даже не удостаивая меня взглядом. Я взял с фуршетного стола стакан жидкости красного цвета с пластиковой соломинкой.

— Что здесь? - спросил я оказавшегося рядом масочника.

— Комаришка, - презрительно буркнул он.

— Кто комаришка? - обиделся я.

— Коктейль "комаришка", водка с клюквенным соком. В некоторых стаканах просто сок, а у коктейля трубочка заостренная - как игла шприца.

Сказав это, он подхватил два коктейля и понес в другой угол зала.

Я выпил коктейль. Потом второй. Потом прошелся взад-вперед по залу. На меня никто не обращал внимания. Sic transit glamuria mundi /прим. - так проходит мирской гламур, лат./, думал я, прислушиваясь к журчащим вокруг светским разговорам. Беседовали о разном - о политике, о кино, о литературе.

— Это охуенный писатель, да, - говорил один халдей другому. - Но не охуительный. Охуительных писателей, с моей точки зрения, в России сейчас нет. Охуенных, с другой стороны, с каждым днем становится все больше. Но их у нас всегда было немало. Понимаете, о чем я?

— Разумеется, - отвечал второй, тонко играя веком в прорези маски. - Но вы сами сейчас заговорили об охуенных с другой стороны. Охуенный с другой стороны - если он действительно с другой стороны - разве уже в силу одного этого не охуителен?

Были в толпе и западные халдеи, приехавшие, видимо, делиться опытом. Я слышал обрывки английской речи:

— Do Russians support gay marriage?

— Well, this is not an easy question, - дипломатично отвечал голос с сильным русским акцентом. - We are strongly pro-sodomy, but very anti-ritual… /прим. - в России поддерживают гомосексуальные браки? - Это сложный вопрос. Мы за содомию, но против ритуала…/ И еще, кажется, было несколько нефтяников - это я заключил по часто долетавшему до меня выражению "черная жидкость". Я вернулся к столику и выпил третий коктейль. Вскоре мне стало легче.

На сцене вовсю шел капустник. Вампиры показывали халдеям что-то вроде программы художественной самодеятельности, которая, видимо, должна была придать взаимным отношениям сердечную теплоту. Но получалось это не очень. К тому же, по репликам вокруг я понял, что эту программу все видели много раз.

Сначала Локи танцевал танго со своей резиновой женщиной, которую ведущий, высокий халдей в красных робах, почему-то назвал культовой. Сразу после номера группа халдеев поднялась на сцену и вручила Локи подарок для его молчаливой спутницы - коробку, обернутую в несколько слоев золотой бумаги и перевязанную алым бантом. Ее долго открывали.

Внутри оказался огромный фаллоимитатор - "член царя Соломона", как его называли участники представления. На боку этого бревна из розовой резины виднелась надпись "И это пройдетЪ!" Я подумал, что это ответ на бессмертное двустишие с бедра учебного пособия. Из комментариев окружающих стало ясно, что эта шутка тоже повторяется из года в год (в прошлом году, сказал кто-то, член был черным - опасная эскапада в наше непростое время).

Затем на сцену вышли Энлиль Маратович и Митра. Они разыграли пьеску из китайской жизни, в которой фигурировали император Циньлун и приблудный комарик. Комариком был Энлиль Маратович, императором - Митра. Суть пьески сводилась к следующему: император заметил, что его укусил комар, пришел в негодование и стал перечислять комару все свои земные и небесные звания - и при каждом новом титуле потрясенный комарик все ниже и ниже склонял голову, одновременно все глубже вонзая свое жало (раздвижную антенну от старого приемника, которую Энлиль Маратович прижимал руками ко лбу) в императорскую ногу. Когда император перечислил наконец все свои титулы и собрался прихлопнуть комарика, тот уже сделал свою работу и благополучно улетел.

Этому гэгу искренне хлопали - из чего я заключил, что в зале много представителей бизнеса.

Потом были смешанные гэги, в которых участвовали вампиры и халдеи. Это была последовательность коротких сценок и диалогов:

— Теперь у нас будет, как выражаются французы, минет-а-труа, - говорил халдей.

— Там не минет, там менаж, - поправлял вампир. - M?nage? trois.

— Менаж? - округлял глаза халдей. - А это как?

И в зале послушно смеялись.

Некоторые диалоги отсылали к фильмам, которые я видел (теперь я знал, что это называется "развитой постмодернизм"):

— Желаете гейшу? - спрашивал вампир.

— Это которая так глянуть может, что человек с велосипеда упадет?

— Именно, - подтверждал вампир.

— Нет, спасибо, - отвечал халдей. - Нам бы проебстись, а не с велосипедов падать.

Потом со сцены читали гражданственные стихи в духе Евтушенко:

"Не целься до таможни, прокурор - ты снова попадешь на всю Россию…" И так далее.

Устав стоять, я присел на табурет у стены. Я был совершенно измотан.

Мои глаза слипались. Последним, что я увидел в подробностях, был танец старших аниматоров - четырех халдеев, которым меня так и не представили. Они исполнили какой-то дикий краковяк (не знаю почему, но мне пришло в голову именно это слово). Описать их танец трудно - он походил на ускоренные движения классической четверки лебедей, только эти лебеди, похоже, знали, что Чайковским не ограничится, и в конце концов всех пустят на краковскую кровяную. Пикантности номеру добавляло то, что аниматоры были одеты телепузиками - над их масками торчали толстые золотые антенны соответствующих форм.

Потом на сцене начались вокальные номера, и теперь можно было подолгу держать глаза закрытыми, оставаясь в курсе происходящего. К микрофону подошел Иегова с гитарой, пару раз провел пальцами по струнам и запел неожиданно красивым голосом:

— Я знаю места где цветет концентрат

Последний изгнанник не ждущий зарплат

Где розы в слезах о зеркальном ковре

Где пляшут колонны на заднем дворе…

С концентратом все было ясно - я тоже знал пару мест, где он цветет, скажем так. Мне представилась роза и ее отражение в бесконечном коридоре из двух зеркал, а потом зеленые колонны Independence Hall с оборота стодолларовой банкноты спрыгнули во двор и начали танцевать друг с другом танго, имитируя движения Локи и его покорной спутницы. Я, конечно, уже спал.

Напоследок, правда, я успел понять, от какой именно капусты образовано слово "капустник". Во сне эта мысль была многомернее, чем наяву: сей мир, думал я, находит детей в капусте, чтобы потом найти капусту в детях.